31.05.2010 в 17:19
Пишет L.L.L.:Заявка для Горвина: Цицерон и Марк Антоний, стеб.
Внимание, много мата и изврата, так что будьте осторожны.
Примечание для тех, кто не знает: в Риме лемуры - это совсем не обезьянки...
Цицерон, царь лемуров
- Я сверну Цицерону башку, я ему руки вырву! – орал Марк Антоний. Его любовница, актриса Киферида, отстраненно любовалась: в ярости Антоний был страшен и прекрасен, словно бог Марс. Правда, бог Марс не стал бы орать такие глупости, да еще и так, чтоб на улице было слышно…
- Что случилось, Марк? – спросила Киферида, когда Антоний охрип.
- Он обосрал меня! О, как он меня обосрал!..
- Да не ори ты так, я тебя прекрасно слы…
- А что, думаешь, приятно ходить в обосратом виде?
- «В обосранном», Марк.
- В обосранном тоже неприятно!
- Прости, - усмехнулась Киферида, - но какашек я на тебе не вижу.
- Это риторическая фигура. Я чувствую себя так, словно меня обосрали. Он… он такого про меня наговорил!!!
- Да что же «такого»?
- Ну… он сказал, что я в юности променял мужскую тогу на женскую столу и Курион трахал меня в жопу!
- А он разве не трахал, Марк?
- Только в рот, а кому какое дело?! Это повод называть меня пиздой?!
Киферида призадумалась. Ей всегда казалось, что Цицерон не знает такого слова. Представить старого ханжу орущим, что Антоний пизда, она была не в состоянии.
- Ну какая я пизда?! – прошипел Антоний, - Я настоящий мужик, ты-то знаешь!! Смотри!!!
- Знаю. Не показывай, пожалуйста. Я его видела, Марк, честное слово, и очень хорошо помню…
- А еще он сказал, что я после пьянки у Гиппия облевал весь форум! Мол, начальнику конницы это неприлично, он даже рыгать не имеет права, чтоб не оскорблять римский народ! Причем тут народ? Я не блевал на народ. Подумаешь, немножко попало на сенаторов, они сами виноваты, старые неповоротливые ослы, что, не видели – ну плохо человеку…
- Ну… может, тебе не следовало вытираться Цицероновой тогой?..
Антоний оскорбленно засопел и опрокинул в глотку чашу вина. Это дало его мыслям новый и весьма неожиданный поворот.
- На кого ты меня оставил, старый пидорас Гортензий? – вдруг вопросил он, глядя на Кифериду. Она с тревогой уставилась в его пьяные глаза.
- Марк, может, хватит?.. Вина-то?.. Я не Гортензий и уж тем более не могу быть старым пидорасом…
- Да. Ты моя красавица.
- Ну так и при чем тут Гортензий, который уже четырнадцать лет как в могиле? Он-то тебе зачем понадобился?! И почему он тебя на кого-то оставил – он тебе что, отец?
- Если б Гортензий был моим отцом, я бы подох в утробе матушки… Я к тому, что если б он был жив, я бы заплатил ему, и он написал бы для меня речь. Я же должен как-то отвечать Цицерону на оскорбление?
В этом уже было разумное зерно.
- Да, - сказала Киферида, - ты должен ответить на оскорбление. Но твой ответ должен быть достойным. Орать «башку сверну, руки вырву» пристало пьяному гладиатору, но не тебе. И Гортензий тебе без надобности – мы сами сможем составить речь, ты же учился риторике?..
- Продолжай, - буркнул Антоний.
- Цицерон обвинил тебя во многих пороках – ответь ему тем же.
…Киферида быстрее Антония поняла, что это слишком сложная задача.
- Скажи, например, что Цицерон пьяница, - предложила она.
- Да непьющий он!
- Скажи, что он тайный пьяница. Еще скажи, что он спит с дочерью.
- Он не спит с дочерью. Он и с женой-то не спит.
- Вот! Скажи, что он не мужчина!
- Он мужчина, у него дети есть.
- Скажи, что он сам любит других мужчин.
- Не любит он мужчин!!!
- Скажи, что они его любят.
- Ну да, Катилина, помню, грозился его отлюбить…
- Ну вот и скажи, что не просто грозился, а и отлюбил. Катилина покойник, опровергнуть сей факт не сможет. Скажи, что Цицерон раскрыл заговор, ибо мстил Катилине за то, что тот отверг его чувства.
- Ага, а еще этот козел заявил, что меня не взяли в коллегию авгуров, потому что Гортензий и Катул предпочли его гороховую кандидатуру!
- Скажи, что Гортензий и Катул тоже его любили.
- Не проще ли сказать, Киферида, что Цицерона любил весь сенат?.. – заржал Антоний. – Ты знаешь, я теперь побоюсь ложиться спать. Опасаюсь, что мне приснятся Гортензий и Катул и удавят меня во сне за осквернение их памяти.
- А ты испугаешься двух старых лемуров, мой храбрый Антоний?..
- Они не лемуры. Но, боюсь, после таких моих предположений они ими станут… Слушай, может, мне его самому отлюбить, а?
- А у тебя на него встанет, Антоний?! – удивилась Киферида. И Антоний решил, что, пожалуй, нет. Зато на Кифериду у него встало, как обычно, и вскоре он, утомленный любовными утехами, захрапел. Но сон его недолго оставался безмятежным.
Ему снилось, что в комнате кто-то есть. Антоний во сне широко раскрыл глаза и вопросил:
- Кто здесь?
И чуть не заорал от ужаса, узнав невысокого человека в скромной тоге.
- Катул, что тебе нужно? – хрипло спросил Антоний.
- Я не трахал Цицерона, - сказал тот строго.
- Я знаю! Но должен же я дать ему достойный ответ!
- Если ты скажешь публично, что я трахал Цицерона, я приду снова и превращу твой хуй в пизду, - пообещал дух Катула. Как и при жизни, очень убедительно пообещал.
- Сгинь, - пролепетал Антоний, и призрак исчез, погрозив на прощание пальцем. Но и тут бедному Антонию не стало покоя – он увидел в другом углу долговязую фигуру…
- Гортензий, - сказал Антоний, - уйди пожалуйста. Я знаю, что ты не трахал Цицерона, и если я так скажу, ты превратишь мой хуй в пизду… вот от тебя не ожидал, кстати…
Оратор, при жизни бывший человеком весьма любезным, и сейчас мягко улыбался:
- Нет, Антоний, я не превращу твой хуй в пизду. Зачем тебе пизда? А ну как забеременеешь и родишь второе такое уебище, как ты? Я его тебе просто оторву, и будешь получать удовольствие только через жопу. Впрочем, ты всю жизнь живешь через жопу, извини, конечно…
- От кого это я забеременею?! – прошептал Антоний, бледнея от ужаса перед такой возможностью.
- А к тебе тут еще Катилина собирался… - ласково произнес дух великого оратора и счел за лучшее эффектно удалиться: он приблизился к дрожащему Антонию… узкая ледяная ладонь нежно потрепала того по щеке…
- Пока, прекрасная дева Антонида. А еще раз назовешь меня старым пидорасом – мы с Катулом сделаем так, чтоб твой хуй рос у тебя на лбу…
Антоний отчаянно заорал от ужаса – представив себя с членом на лбу и беременным от Катилины… и проснулся.
Киферида смотрела на него со страхом:
- Марк, что случилось?! Ты так завопил, словно тебя кастрировали!
- Они уже пытались, - простонал он.
- Кто они? Тут же не было никого?
- Лемуры поганые!!! Цицерон, наверно, колдун! Он под защитой лемуров!
- Скажи еще, что он царь Плутон… тебе просто страшный сон приснился.
- Не просто страшный. А очень страшный!..
В сенате Антоний нехотя приблизился к Цицерону. Тот испуганно вскинул на него близорукие зеленые глаза – после всего хорошего он изрядно опасался шумного верзилу, только и надеясь, что Антоний не полезет в драку прямо в сенате. Тот был трезв и страшен.
- Слышь, Цицерон, - сказал он, - на твои оскорбления я дам тебе достойный ответ.
- Давай, - сказал Цицерон, вжимая голову в плечи.
- Я знаю, что ты царь лемуров, - сказал Антоний хриплым голосом, - и я знаю, что тебя никогда не трахали Гортензий и Катул.
Цицерон вытаращил глаза: до сего момента он не подозревал о своей должности царя лемуров, а что Гортензий и Катул его не трахали, он, разумеется, сам знал не хуже Антония.
- Я не хочу хуй на лбу, - продолжал Антоний.
- Я тоже не хочу… - пролепетал пораженный Цицерон. – Кто хочет-то?..
- И рожать порочное дитя от Катилины тоже не хочу, - сказал Антоний.
Цицерон посмотрел на него в упор, в глазах Марка Туллия отчетливо читалось: «Что, интересно, на этот раз пил этот сумасшедший? Нельзя же так злоупотреблять… так ведь и впрямь с ума сойти недолго… » Антоний верно понял смысл его взгляда.
- Посмотрел бы я на тебя, когда этот старый пидорас Гортензий поглаживает тебя по щеке, - сказал он. И прикусил язык, и в панике пощупал лоб – не растет ли обещанное?.. Сказано ведь – не обзываться!
- Квинт Гортензий, прости меня! – взвыл бедный Антоний.
- Ты бы шел домой, Марк, - сказал ему Цицерон почти с сочувствием.
- А он меня простит?!
- Кто, Гортензий? Я попрошу, чтоб простил, - вздохнул Цицерон, окончательно убедившись, что разговаривает с невменяемым.
- Цицерон, попроси! Ты же царь-лемур, тебя он послушает!!! Я за тебя молиться буду!! – взвыл Антоний, - Я ничего тебе не сделаю, хотя ты меня оскорбил! Ну, разве что башку сверну и руки вырву, а больше ничего, клянусь! Я не буду говорить, что ты трахаешься с лемурами…
- По-моему, это ты трахаешься с лемурами, - сдержанно заметил Цицерон, - раз не хочешь рожать от Катилины…
- Позвольте мне родить от любимой женщины… - проныл Антоний, - О моя Киферида…
- Да рожай от кого хочешь, наше какое дело?!
Следующую ночь Антоний спал со светом, мечом в руке и Киферидой в объятиях.
Но это не спасло. Он подскочил, когда услышал в потемневшей (волшебным образом) спальне низкий голос Катилины:
- Кажется, ты обещал оторвать Цицерону его гнилую башку и шаловливые ручонки?..
- Да, - прошептал Антоний, теряя последние силы.
- Так почему ты этого не сделал?
- Я сделаю, Луций Сергий, только оставь меня! Я сделаю, клянусь!!
- Ну вот так всегда, - вздохнул Катилина. – Никто нас не любит, лемуров. Кстати, что хотел спросить – ты точно не хочешь от меня ребеночка?..
URL записиВнимание, много мата и изврата, так что будьте осторожны.
Примечание для тех, кто не знает: в Риме лемуры - это совсем не обезьянки...
Цицерон, царь лемуров
- Я сверну Цицерону башку, я ему руки вырву! – орал Марк Антоний. Его любовница, актриса Киферида, отстраненно любовалась: в ярости Антоний был страшен и прекрасен, словно бог Марс. Правда, бог Марс не стал бы орать такие глупости, да еще и так, чтоб на улице было слышно…
- Что случилось, Марк? – спросила Киферида, когда Антоний охрип.
- Он обосрал меня! О, как он меня обосрал!..
- Да не ори ты так, я тебя прекрасно слы…
- А что, думаешь, приятно ходить в обосратом виде?
- «В обосранном», Марк.
- В обосранном тоже неприятно!
- Прости, - усмехнулась Киферида, - но какашек я на тебе не вижу.
- Это риторическая фигура. Я чувствую себя так, словно меня обосрали. Он… он такого про меня наговорил!!!
- Да что же «такого»?
- Ну… он сказал, что я в юности променял мужскую тогу на женскую столу и Курион трахал меня в жопу!
- А он разве не трахал, Марк?
- Только в рот, а кому какое дело?! Это повод называть меня пиздой?!
Киферида призадумалась. Ей всегда казалось, что Цицерон не знает такого слова. Представить старого ханжу орущим, что Антоний пизда, она была не в состоянии.
- Ну какая я пизда?! – прошипел Антоний, - Я настоящий мужик, ты-то знаешь!! Смотри!!!
- Знаю. Не показывай, пожалуйста. Я его видела, Марк, честное слово, и очень хорошо помню…
- А еще он сказал, что я после пьянки у Гиппия облевал весь форум! Мол, начальнику конницы это неприлично, он даже рыгать не имеет права, чтоб не оскорблять римский народ! Причем тут народ? Я не блевал на народ. Подумаешь, немножко попало на сенаторов, они сами виноваты, старые неповоротливые ослы, что, не видели – ну плохо человеку…
- Ну… может, тебе не следовало вытираться Цицероновой тогой?..
Антоний оскорбленно засопел и опрокинул в глотку чашу вина. Это дало его мыслям новый и весьма неожиданный поворот.
- На кого ты меня оставил, старый пидорас Гортензий? – вдруг вопросил он, глядя на Кифериду. Она с тревогой уставилась в его пьяные глаза.
- Марк, может, хватит?.. Вина-то?.. Я не Гортензий и уж тем более не могу быть старым пидорасом…
- Да. Ты моя красавица.
- Ну так и при чем тут Гортензий, который уже четырнадцать лет как в могиле? Он-то тебе зачем понадобился?! И почему он тебя на кого-то оставил – он тебе что, отец?
- Если б Гортензий был моим отцом, я бы подох в утробе матушки… Я к тому, что если б он был жив, я бы заплатил ему, и он написал бы для меня речь. Я же должен как-то отвечать Цицерону на оскорбление?
В этом уже было разумное зерно.
- Да, - сказала Киферида, - ты должен ответить на оскорбление. Но твой ответ должен быть достойным. Орать «башку сверну, руки вырву» пристало пьяному гладиатору, но не тебе. И Гортензий тебе без надобности – мы сами сможем составить речь, ты же учился риторике?..
- Продолжай, - буркнул Антоний.
- Цицерон обвинил тебя во многих пороках – ответь ему тем же.
…Киферида быстрее Антония поняла, что это слишком сложная задача.
- Скажи, например, что Цицерон пьяница, - предложила она.
- Да непьющий он!
- Скажи, что он тайный пьяница. Еще скажи, что он спит с дочерью.
- Он не спит с дочерью. Он и с женой-то не спит.
- Вот! Скажи, что он не мужчина!
- Он мужчина, у него дети есть.
- Скажи, что он сам любит других мужчин.
- Не любит он мужчин!!!
- Скажи, что они его любят.
- Ну да, Катилина, помню, грозился его отлюбить…
- Ну вот и скажи, что не просто грозился, а и отлюбил. Катилина покойник, опровергнуть сей факт не сможет. Скажи, что Цицерон раскрыл заговор, ибо мстил Катилине за то, что тот отверг его чувства.
- Ага, а еще этот козел заявил, что меня не взяли в коллегию авгуров, потому что Гортензий и Катул предпочли его гороховую кандидатуру!
- Скажи, что Гортензий и Катул тоже его любили.
- Не проще ли сказать, Киферида, что Цицерона любил весь сенат?.. – заржал Антоний. – Ты знаешь, я теперь побоюсь ложиться спать. Опасаюсь, что мне приснятся Гортензий и Катул и удавят меня во сне за осквернение их памяти.
- А ты испугаешься двух старых лемуров, мой храбрый Антоний?..
- Они не лемуры. Но, боюсь, после таких моих предположений они ими станут… Слушай, может, мне его самому отлюбить, а?
- А у тебя на него встанет, Антоний?! – удивилась Киферида. И Антоний решил, что, пожалуй, нет. Зато на Кифериду у него встало, как обычно, и вскоре он, утомленный любовными утехами, захрапел. Но сон его недолго оставался безмятежным.
Ему снилось, что в комнате кто-то есть. Антоний во сне широко раскрыл глаза и вопросил:
- Кто здесь?
И чуть не заорал от ужаса, узнав невысокого человека в скромной тоге.
- Катул, что тебе нужно? – хрипло спросил Антоний.
- Я не трахал Цицерона, - сказал тот строго.
- Я знаю! Но должен же я дать ему достойный ответ!
- Если ты скажешь публично, что я трахал Цицерона, я приду снова и превращу твой хуй в пизду, - пообещал дух Катула. Как и при жизни, очень убедительно пообещал.
- Сгинь, - пролепетал Антоний, и призрак исчез, погрозив на прощание пальцем. Но и тут бедному Антонию не стало покоя – он увидел в другом углу долговязую фигуру…
- Гортензий, - сказал Антоний, - уйди пожалуйста. Я знаю, что ты не трахал Цицерона, и если я так скажу, ты превратишь мой хуй в пизду… вот от тебя не ожидал, кстати…
Оратор, при жизни бывший человеком весьма любезным, и сейчас мягко улыбался:
- Нет, Антоний, я не превращу твой хуй в пизду. Зачем тебе пизда? А ну как забеременеешь и родишь второе такое уебище, как ты? Я его тебе просто оторву, и будешь получать удовольствие только через жопу. Впрочем, ты всю жизнь живешь через жопу, извини, конечно…
- От кого это я забеременею?! – прошептал Антоний, бледнея от ужаса перед такой возможностью.
- А к тебе тут еще Катилина собирался… - ласково произнес дух великого оратора и счел за лучшее эффектно удалиться: он приблизился к дрожащему Антонию… узкая ледяная ладонь нежно потрепала того по щеке…
- Пока, прекрасная дева Антонида. А еще раз назовешь меня старым пидорасом – мы с Катулом сделаем так, чтоб твой хуй рос у тебя на лбу…
Антоний отчаянно заорал от ужаса – представив себя с членом на лбу и беременным от Катилины… и проснулся.
Киферида смотрела на него со страхом:
- Марк, что случилось?! Ты так завопил, словно тебя кастрировали!
- Они уже пытались, - простонал он.
- Кто они? Тут же не было никого?
- Лемуры поганые!!! Цицерон, наверно, колдун! Он под защитой лемуров!
- Скажи еще, что он царь Плутон… тебе просто страшный сон приснился.
- Не просто страшный. А очень страшный!..
В сенате Антоний нехотя приблизился к Цицерону. Тот испуганно вскинул на него близорукие зеленые глаза – после всего хорошего он изрядно опасался шумного верзилу, только и надеясь, что Антоний не полезет в драку прямо в сенате. Тот был трезв и страшен.
- Слышь, Цицерон, - сказал он, - на твои оскорбления я дам тебе достойный ответ.
- Давай, - сказал Цицерон, вжимая голову в плечи.
- Я знаю, что ты царь лемуров, - сказал Антоний хриплым голосом, - и я знаю, что тебя никогда не трахали Гортензий и Катул.
Цицерон вытаращил глаза: до сего момента он не подозревал о своей должности царя лемуров, а что Гортензий и Катул его не трахали, он, разумеется, сам знал не хуже Антония.
- Я не хочу хуй на лбу, - продолжал Антоний.
- Я тоже не хочу… - пролепетал пораженный Цицерон. – Кто хочет-то?..
- И рожать порочное дитя от Катилины тоже не хочу, - сказал Антоний.
Цицерон посмотрел на него в упор, в глазах Марка Туллия отчетливо читалось: «Что, интересно, на этот раз пил этот сумасшедший? Нельзя же так злоупотреблять… так ведь и впрямь с ума сойти недолго… » Антоний верно понял смысл его взгляда.
- Посмотрел бы я на тебя, когда этот старый пидорас Гортензий поглаживает тебя по щеке, - сказал он. И прикусил язык, и в панике пощупал лоб – не растет ли обещанное?.. Сказано ведь – не обзываться!
- Квинт Гортензий, прости меня! – взвыл бедный Антоний.
- Ты бы шел домой, Марк, - сказал ему Цицерон почти с сочувствием.
- А он меня простит?!
- Кто, Гортензий? Я попрошу, чтоб простил, - вздохнул Цицерон, окончательно убедившись, что разговаривает с невменяемым.
- Цицерон, попроси! Ты же царь-лемур, тебя он послушает!!! Я за тебя молиться буду!! – взвыл Антоний, - Я ничего тебе не сделаю, хотя ты меня оскорбил! Ну, разве что башку сверну и руки вырву, а больше ничего, клянусь! Я не буду говорить, что ты трахаешься с лемурами…
- По-моему, это ты трахаешься с лемурами, - сдержанно заметил Цицерон, - раз не хочешь рожать от Катилины…
- Позвольте мне родить от любимой женщины… - проныл Антоний, - О моя Киферида…
- Да рожай от кого хочешь, наше какое дело?!
Следующую ночь Антоний спал со светом, мечом в руке и Киферидой в объятиях.
Но это не спасло. Он подскочил, когда услышал в потемневшей (волшебным образом) спальне низкий голос Катилины:
- Кажется, ты обещал оторвать Цицерону его гнилую башку и шаловливые ручонки?..
- Да, - прошептал Антоний, теряя последние силы.
- Так почему ты этого не сделал?
- Я сделаю, Луций Сергий, только оставь меня! Я сделаю, клянусь!!
- Ну вот так всегда, - вздохнул Катилина. – Никто нас не любит, лемуров. Кстати, что хотел спросить – ты точно не хочешь от меня ребеночка?..