Пожилой мужчина, не спеша, будто бы он был на обычной прогулке, зашагал навстречу группке Сантьяго. Бойцы даже не слишком обеспокоились его появлением: винтовки и охотничьи карабины у большинства всё ещё висели за спинами, только лидер нервно поглаживал рукоятку своего увесистого пистолета, внимательно разглядывая чужака. Сантьяго сразу узнал в старике раввина, хотя в последний раз видел одного из этих людей очень давно, ещё до того, как его семья покинула Мадрид. Раввинов не любили, особенно – в бедных районах города, но Сантьяго никогда не дразнил их, и они иногда угощали его виноградом или окунутыми в густой, почти полностью засахарившийся мёд яблоками. - Меня зовут Шекель Розенблюм! – Громким возгласом на чистом португальском поприветствовал ополченцев раввин, будучи от них в метрах ста. – Как вы, ребята? Я слышал, после смерти Че у вас совсем не осталось докторов! - Кто такой, мудак?! – Рявкнул Сантьяго, выхватывая пистолет. Несколько мужчин следом за ним также нацелили на раввина свои карабины. Не увеличивая темп движения, но и не замедляясь, старик продолжал надвигаться на отряд. Он уже был совсем близко. С ужасом и внезапным недоверием к собственным чувствам, Сантьяго вдруг понял, что издалека напоминавшие пустяковые ёлочные украшения серебристые, блестящие шары, прикреплённые к свисавшим до плеч пейсам раввина – это, на самом деле, тяжёлые, покрытые острыми шипами булатные била, словно бы снятые прямо со средневековых кистеней. - Теперь ты видишь, дитя. – Шекель остановился как вкопанный в десяти шагах от оцепеневших ополченцев. – Наслаждайся великим зрелищем, потом ты умрёшь. - Огонь!!! – Взревел, выпучив глаза, Сантьяго. Треть отряда мгновенно отозвалась на приказ оглушительным залпом. С глухим воем пули впились в тёмную фигуру и замолчали. А затем, дождём, едва различимым в поднявшемся вокруг ополченцев едком дыму, посыпались, раздавленные и причудливо изогнутые, на выгоревшую траву. - В переводе с одного очень дорогого мне языка, моя фамилия переводится как «розовый цветок». Лепестки опали, дети, остались колючие иглы. – Не переставая улыбаться, прошептал Шекель. – Говорят, ваши разрозненные отрядики ещё не дошли до каннибализма в этих отвратительных болотах. Не верю. Но даже если так, можете относиться ко мне, как к своему старшему товарищу, потому что вы непременно уподобились бы мне, если бы я оставил вам ваши жизни. - Патер нострас… - Залопотал, выпустив из рук ружьё, самый молодой в отряде, беспризорный боливийский мальчуган Антонио. - Дитя среди детей. – Улыбнулся в наполняющиеся слезами глаза Антонио, Шекель. – Я съел тринадцать детей, когда нацисты оставили меня умирать, с дырой в груди, в общей могиле в Бабьем Яру… Грел их тела дыханием, ел их кожу и плоть, чтобы насытиться, а потом взбирался по их смерзшимся телам, как по сумасшедшей лестнице, чтобы снова увидеть солнце… Я был тем ветром, который сорвал своими острыми зубами последние мясные лепестки цветка, которым был мой род. Но они не обиделись на меня, нет! Они дали мне силу! Вот, над вами, в небе! Глядите на настоящую любовь! Сантьяго задрожал, забился всем телом, едва удерживаясь на ногах. Небо над ним застлала словно бы насланная ветром, чёрная, невесомая масса. Несколько бойцов, не издав ни звука, ринулось в джунгли. Сантьяго понял – над ним клубились не тучи, а жуткие облака густого пепла. - Что вы делаете, ублюдки?! – Лидер отвесил оплеуху начавшему бегло креститься Рамиресу. Тут же рванулся вперёд и с остервенением надавил на курок. Дуло смотрело в лицо улыбающегося старика. Выстрела не последовало. Патрон застрял на выходе в ствол. В этот же момент все остававшиеся члены отряда с воплями ринулись прочь с поляны. Истерически визжа, Антонио плюхнулся в грязь, пробежав всего несколько метров, и вместо того, чтобы подняться, трясущейся рукой сорвал с груди болтавшийся на простом шнурке нательный крестик, и в слезах прижал его к губам. - Подонок! – Сантьяго швырнул в него безнадёжно заклинившим «Маузером». - Тебе следовало бы просить прощения, а не ругаться с другими детьми. – Прошептал раввин. – Но уже поздно, слишком поздно и для того и для другого. - Словно бы поднимая невыносимую ношу к небу, Шекель с гримасой боли воздел руки. Чёрные облака немедленно прошила яркая, будто бы сделанная из огня, трещина. - Навсегда замолчавшие, ставшие пылью, пеплом концлагерных труб, проревите громче иерихонской трубы свою песню ненависти! Убитые, истерзанные, проройте дорогу ко мне из подземного царства! – Истошно завопил раввин, и уже сам Сантьяго не смог сдержаться, и запоздало метнулся к высоким, переплетшимся между собой деревьям. - Спуститесь с неба на своих пылающих колесницах, воины Израиля! Я призываю вас, высекающие на камне! – Продолжал реветь Шекель, хотя его ноги уже подкашивались. - Кетер, Хохма, Бина, Хесед, Гвура, Тиферет, Нецах, Ход, Йесод, Малхут! Обрушься на головы врагов во имя всемирного блага по слову моему! Я призываю тебя, ЯРОСТНЫЙ ХОЛОКОСТ! Раввин упал на колени без сил, и закрыл лицо руками. Спина его содрогалась, будто бы он беззвучно рыдал. Вокруг него из земли, с оглушительным рёвом разрывая, казалось, само пространство, вырывались огненные столбы, заставляющие землю бурлить, а сырые, плотные джунгли превращающие в невесомую пыль. С ними сталкивались другие столбы, ослепительно белые, вырывающиеся из мрачных туч. Сгустки некой плазмы, рождённые столкновениями, словно обладая собственным разумом, разлетались по вспыхнувшему лесу, настигая и разрывая на части сбежавших солдат Сантьяго. Неожиданно, мимо него пролетела всё ещё сжимающая, теперь раскалённый добела крестик, оторванная рука Антонио. Сразу после этого пришла и его очередь. На секунду перед его глазами мелькнули злобно хохочущие над ним полуразложившиеся рожи мертвецов, а затем он почувствовал, как из его горла бьёт сильнейшей струёй, чёрная кровь, и не в силах даже вдохнуть в последний раз, корчась, утонул в кипящей лаве. Когда всё было кончено, Шекель поднялся на ноги и отряхнул запылившиеся штаны. Его улыбка вернулась только когда из засады послышался знакомый скрип колёс. - Не можешь без театра как я без своей империи, Шекерру-сама… - Усмехнулся себе в редкие усики приближающийся к раввину азиат в инвалидной коляске. - А мама меня правда к Саше Роу отдать хотела как подрасту. В сказках сниматься. – Хохотнул Шекель. - Будь я твоей мамой, я бы скорее стремирся тебе преподать дисциприну, разнузданный широй рэн, скорьзящий по бедру прудовой танцовщицы! - Вот бы нам, евреям, с вами, япошками дефектами речи поменяться, а Хирохито? – Шекель хлопнул приятеля по плечу. – Вы картавить будете, а мы – рычать! - Сам картавь, гайджинну! Подшучивая друг над другом, неспешно, двое друзей возвращались в засаду прочь от небольшой кучки трупов смуглых небритых вояк, переколовших друг-друга собственными штыками и ножами. Гримасы ужаса меловыми масками застыли на их лицах.
Петров пришел во вторник на совещание. Ему там вынули мозг, разложили по блюдечкам и стали есть, причмокивая и вообще выражая всяческое одобрение. Начальник Петрова, Недозайцев, предусмотрительно раздал присутствующим десертные ложечки. И началось.
— Коллеги, — говорит Морковьева, — перед нашей организацией встала масштабная задача. Нам поступил на реализацию проект, в рамках которого нам требуется изобразить несколько красных линий. Вы готовы взвалить на себя эту задачу?
— Конечно, — говорит Недозайцев. Он директор, и всегда готов взвалить на себя проблему, которую придется нести кому-то из коллектива. Впрочем, он тут же уточняет: — Мы же это можем?
Начальник отдела рисования Сидоряхин торопливо кивает:
— Да, разумеется. Вот у нас как раз сидит Петров, он наш лучший специалист в области рисования красных линий. Мы его специально пригласили на совещание, чтобы он высказал свое компетентное мнение.
— Очень приятно, — говорит Морковьева. — Ну, меня вы все знаете. А это — Леночка, она специалист по дизайну в нашей организации.
Леночка покрывается краской и смущенно улыбается. Она недавно закончила экономический, и к дизайну имеет такое же отношение, как утконос к проектированию дирижаблей.
— Так вот, — говорит Морковьева. — Нам нужно нарисовать семь красных линий. Все они должны быть строго перпендикулярны, и кроме того, некоторые нужно нарисовать зеленым цветом, а еще некоторые — прозрачным. Как вы считаете, это реально?
— Давайте не будем торопиться с ответом, Петров, — говорит Сидоряхин. — Задача поставлена, и ее нужно решить. Вы же профессионал, Петров. Не давайте нам повода считать, что вы не профессионал.
— Видите ли, — объясняет Петров, — термин «красная линия» подразумевает, что цвет линии — красный. Нарисовать красную линию зеленым цветом не то, чтобы невозможно, но очень близко к невозможному…
— Петров, ну что значит «невозможно»? — спрашивает Сидоряхин.
— Я просто обрисовываю ситуацию. Возможно, есть люди, страдающие дальтонизмом, для которых действительно не будет иметь значения цвет линии, но я не уверен, что целевая аудитория вашего проекта состоит исключительно из таких людей.
— То есть, в принципе, это возможно, мы правильно вас понимаем, Петров? — спрашивает Морковьева.
Петров осознает, что переборщил с образностью.
— Скажем проще, — говорит он. — Линию, как таковую, можно нарисовать совершенно любым цветом. Но чтобы получилась красная линия, следует использовать только красный цвет.
— Петров, вы нас не путайте, пожалуйста. Только что вы говорили, что это возможно.
Петров молча проклинает свою болтливость.
— Нет, вы неправильно меня поняли. Я хотел лишь сказать, что в некоторых, крайне редких ситуациях, цвет линии не будет иметь значения, но даже и тогда — линия все равно не будет красной. Понимаете, она красной не будет! Она будет зеленой. А вам нужна красная.
Наступает непродолжительное молчание, в котором отчетливо слышится тихое напряженное гудение синапсов.
— А что если, — осененный идеей, произносит Недозайцев, — нарисовать их синим цветом?
— Все равно не получится, — качает головой Петров. — Если нарисовать синим — получатся синие линии.
Опять молчание. На этот раз его прерывает сам Петров.
— И я еще не понял… Что вы имели в виду, когда говорили о линиях прозрачного цвета?
Морковьева смотрит на него снисходительно, как добрая учительница на отстающего ученика.
— Ну, как вам объяснить?.. Петров, вы разве не знаете, что такое «прозрачный»?
— Знаю.
— И что такое «красная линия», надеюсь, вам тоже не надо объяснять?
— Нет, не надо.
— Ну вот. Вы нарисуйте нам красные линии прозрачным цветом.
Петров на секунду замирает, обдумывая ситуацию.
— И как должен выглядеть результат, будьте добры, опишите пожалуйста? Как вы себе это представляете?
— Ну-у-у, Петро-о-ов! — говорит Сидоряхин. — Ну давайте не будем… У нас что, детский сад? Кто здесь специалист по красным линиям, Морковьева или вы?
— Я просто пытаюсь прояснить для себя детали задания…
— Ну, а что тут непонятного-то?.. — встревает в разговор Недозайцев. — Вы же знаете, что такое красная линия?
— Да, но…
— И что такое «прозрачный», вам тоже ясно?
— Разумеется, но…
— Так что вам объяснять-то? Петров, ну давайте не будем опускаться до непродуктивных споров. Задача поставлена, задача ясная и четкая. Если у вас есть конкретные вопросы, так задавайте.
— Вы же профессионал, — добавляет Сидоряхин.
— Ладно, — сдается Петров. — Бог с ним, с цветом. Но у вас там еще что-то с перпендикулярностью?..
— Да, — с готовностью подтверждает Морковьева. — Семь линий, все строго перпендикулярны.
— Перпендикулярны чему? — уточняет Петров.
Морковьева начинает просматривать свои бумаги.
— Э-э-э, — говорит она наконец. — Ну, как бы… Всему. Между собой. Ну, или как там… Я не знаю. Я думала, это вы знаете, какие бывают перпендикулярные линии, — наконец находится она.
— Да конечно знает, — взмахивает руками Сидоряхин. — Профессионалы мы тут, или не профессионалы?..
— Перпендикулярны могут быть две линии, — терпеливо объясняет Петров. — Все семь одновременно не могут быть перпендикулярными по отношению друг к другу. Это геометрия, 6 класс.
Морковьева встряхивает головой, отгоняя замаячивший призрак давно забытого школьного образования. Недозайцев хлопает ладонью по столу:
— Петров, давайте без вот этого: «6 класс, 6 класс». Давайте будем взаимно вежливы. Не будем делать намеков и скатываться до оскорблений. Давайте поддерживать конструктивный диалог. Здесь же не идиоты собрались.
— Я тоже так считаю, — говорит Сидоряхин.
Петров придвигает к себе листок бумаги.
— Хорошо, — говорит он. — Давайте, я вам нарисую. Вот линия. Так?
Морковьева утвердительно кивает головой.
— Рисуем другую… — говорит Петров. — Она перпендикулярна первой?
— Ну-у…
— Да, она перпендикулярна.
— Ну вот видите! — радостно восклицает Морковьева.
— Подождите, это еще не все. Теперь рисуем третью… Она перпендикулярна первой линии?..
Вдумчивое молчание. Не дождавшись ответа, Петров отвечает сам:
— Да, первой линии она перпендикулярна. Но со второй линией она не пересекается. Со второй линией они параллельны.
Наступает тишина. Потом Морковьева встает со своего места и, обогнув стол, заходит Петрову с тыла, заглядывая ему через плечо.
— Ну… — неуверенно произносит она. — Наверное, да.
— Вот в этом и дело, — говорит Петров, стремясь закрепить достигнутый успех. — Пока линий две, они могут быть перпендикулярны. Как только их становится больше…
— А можно мне ручку? — просит Морковьева.
Петров отдает ручку. Морковьева осторожно проводит несколько неуверенных линий.
— А если так?..
Петров вздыхает.
— Это называется треугольник. Нет, это не перпендикулярные линии. К тому же их три, а не семь.
Морковьева поджимает губы.
— А почему они синие? — вдруг спрашивает Недозайцев.
— Да, кстати, — поддерживает Сидоряхин. — Сам хотел спросить.
Петров несколько раз моргает, разглядывая рисунок.
— У меня ручка синяя, — наконец говорит он. — Я же просто чтобы продемонстрировать…
— Ну, так может, в этом и дело? — нетерпеливо перебивает его Недозайцев тоном человека, который только что разобрался в сложной концепции и спешит поделиться ею с окружающими, пока мысль не потеряна. — У вас линии синие. Вы нарисуйте красные, и давайте посмотрим, что получится.
— Получится то же самое, — уверенно говорит Петров.
— Ну, как то же самое? — говорит Недозайцев. — Как вы можете быть уверены, если вы даже не попробовали? Вы нарисуйте красные, и посмотрим.
— У меня нет красной ручки с собой, — признается Петров. — Но я могу совершенно…
— А что же вы не подготовились, — укоризненно говорит Сидоряхин. — Знали же, что будет собрание…
— Я абсолютно точно могу вам сказать, — в отчаянии говорит Петров, — что красным цветом получится точно то же самое.
— Вы же сами нам в прошлый раз говорили, — парирует Сидоряхин, — что рисовать красные линии нужно красным цветом. Вот, я записал себе даже. А сами рисуете их синей ручкой. Это что, красные линии по-вашему?
— Кстати, да, — замечает Недозайцев. — Я же еще спрашивал вас про синий цвет. Что вы мне ответили?
Петрова внезапно спасает Леночка, с интересом изучающая его рисунок со своего места.
— Мне кажется, я понимаю, — говорит она. — Вы же сейчас не о цвете говорите, да? Это у вас про вот эту, как вы ее называете? Перпер-чего-то-там?
— Перпендикулярность линий, да, — благодарно отзывается Петров. — Она с цветом линий никак не связана.
— Все, вы меня запутали окончательно, — говорит Недозайцев, переводя взгляд с одного участника собрания на другого. — Так у нас с чем проблемы? С цветом или с перпендикулярностью?
Морковьева издает растерянные звуки и качает головой. Она тоже запуталась.
— И с тем, и с другим, — тихо говорит Петров.
— Я ничего не могу понять, — говорит Недозайцев, разглядывая свои сцепленные в замок пальцы. — Вот есть задача. Нужно всего-то семь красных линий. Я понимаю, их было бы двадцать!.. Но тут-то всего семь. Задача простая. Наши заказчики хотят семь перпендикулярных линий. Верно?
Морковьева кивает.
— И Сидоряхин вот тоже не видит проблемы, — говорит Недозайцев. — Я прав, Сидоряхин?.. Ну вот. Так что нам мешает выполнить задачу?
— Геометрия, — со вздохом говорит Петров.
— Ну, вы просто не обращайте на нее внимания, вот и все! — произносит Морковьева.
Петров молчит, собираясь с мыслями. В его мозгу рождаются одна за другой красочные метафоры, которые позволили бы донести до окружающих сюрреализм происходящего, но как назло, все они, облекаясь в слова, начинаются неизменно словом «Блять!», совершенно неуместным в рамках деловой беседы.
Устав ждать ответа, Недозайцев произносит:
— Петров, вы ответьте просто — вы можете сделать или вы не можете? Я понимаю, что вы узкий специалист и не видите общей картины. Но это же несложно — нарисовать какие-то семь линий? Обсуждаем уже два часа какую-то ерунду, никак не можем прийти к решению.
— Да, — говорит Сидоряхин. — Вы вот только критикуете и говорите: «Невозможно! Невозможно!» Вы предложите нам свое решение проблемы! А то критиковать и дурак может, простите за выражение. Вы же профессионал!
Петров устало изрекает:
— Хорошо. Давайте я нарисую вам две гарантированно перпендикулярные красные линии, а остальные — прозрачным цветом. Они будут прозрачны, и их не будет видно, но я их нарисую. Вас это устроит?
— Нас это устроит? — оборачивается Морковьева к Леночке. — Да, нас устроит.
— Только еще хотя бы пару — зеленым цветом, — добавляет Леночка. — И еще у меня такой вопрос, можно?
— Да, — мертвым голосом разрешает Петров.
— Можно одну линию изобразить в виде котенка?
Петров молчит несколько секунд, а потом переспрашивает:
— Что?
— Ну, в виде котенка. Котеночка. Нашим пользователям нравятся зверюшки. Было бы очень здорово…
— Нет, — говорит Петров.
— А почему?
— Нет, я конечно могу нарисовать вам кота. Я не художник, но могу попытаться. Только это будет уже не линия. Это будет кот. Линия и кот — разные вещи.
— Котенок, — уточняет Морковьева. — Не кот, а котенок, такой маленький, симпатичный. Коты, они…
— Да все равно, — качает головой Петров.
— Совсем никак, да?.. — разочарованно спрашивает Леночка.
— Петров, вы хоть дослушали бы до конца, — раздраженно говорит Недозайцев. — Не дослушали, а уже говорите «Нет».
— Я понял мысль, — не поднимая взгляда от стола, говорит Петров. — Нарисовать линию в виде котенка невозможно.
— Ну и не надо тогда, — разрешает Леночка. — А птичку тоже не получится?
Петров молча поднимает на нее взгляд и Леночка все понимает.
— Ну и не надо тогда, — снова повторяет она.
Недозайцев хлопает ладонью по столу.
— Так на чем мы остановились? Что мы делаем?
— Семь красных линий, — говорит Морковьева. — Две красным цветом, и две зеленым, и остальные прозрачным. Да? Я же правильно поняла?
— Да, — подтверждает Сидоряхин прежде, чем Петров успевает открыть рот.
Недозайцев удовлетворенно кивает.
— Вот и отлично… Ну, тогда все, коллеги?.. Расходимся?.. Еще вопросы есть?..
— Ой, — вспоминает Леночка. — У нас еще есть красный воздушный шарик! Скажите, вы можете его надуть?
— Да, кстати, — говорит Морковьева. — Давайте это тоже сразу обсудим, чтобы два раза не собираться.
— Петров, — поворачивается Недозайцев к Петрову. — Мы это можем?
— А какое отношение ко мне имеет шарик? — удивленно спрашивает Петров.
— Он красный, — поясняет Леночка.
Петров тупо молчит, подрагивая кончиками пальцев.
— Петров, — нервно переспрашивает Недозайцев. — Так вы это можете или не можете? Простой же вопрос.
— Ну, — осторожно говорит Петров, — в принципе, я конечно могу, но…
— Хорошо, — кивает Недозайцев. — Съездите к ним, надуйте. Командировочные, если потребуется, выпишем.
— Завтра можно? — спрашивает Морковьева.
— Конечно, — отвечает Недозайцев. — Я думаю, проблем не будет… Ну, теперь у нас все?.. Отлично. Продуктивно поработали… Всем спасибо и до свидания!
Петров несколько раз моргает, чтобы вернуться в объективную реальность, потом встает и медленно бредет к выходу. У самого выхода Леночка догоняет его.
— А можно еще вас попросить? — краснея, говорит Леночка. — Вы когда шарик будете надувать… Вы можете надуть его в форме котенка?..
Петров вздыхает.
— Я все могу, — говорит он. — Я могу абсолютно все. Я профессионал.
Иной имел мою Аглаю За свой мундир и черный ус, Другой за деньги — понимаю, Другой за то, что был француз, Клеон — умом ее стращая, Дамис — за то, что нежно пел. Скажи теперь, мой друг Аглая, За что твой муж тебя имел?
ХРИСТОС ВОСКРЕС
Христос воскрес, моя Реввека! Сегодня следуя душой Закону бога-человека, С тобой целуюсь, ангел мой. А завтра к вере Моисея За поцелуй я, не робея, Готов, еврейка, приступить — И даже то тебе вручить, Чем можно верного еврея От православных отличить.
НИМФОДОРЕ СЕМЕНОВОЙ
Желал бы быть твоим, Семенова, покровом, Или собачкою постельною твоей, Или поручиком Барковым, — Ах, он поручик! ах, злодей! про троллейСОВЕТ
Поверь: когда слепней и комаров Вокруг тебя летает рой журнальный, Не рассуждай, не трать учтивых слов, Не возражай на писк и шум нахальный: Ни логикой, ни вкусом, милый друг, Никак нельзя смирить их род упрямый. Сердиться грех — но замахнись и вдруг Прихлопни их проворной эпиграммой.
Да уж Не смею вам стихи Баркова Благопристойно перевесть, И даже имени такого Не смею громко произнесть!
ТрололоКак сатирой безымянной Лик зоила я пятнал, Признаюсь: на вызов бранный Возражений я не ждал. Справедливы ль эти слухи? Отвечал он? Точно ль так? В полученье оплеухи Расписался мой дурак?
Нельзя иметь всё ЛОЛК кастрату раз пришел скрыпач, Он был бедняк, а тот богач. «Смотри, сказал певец без<---, — Мои алмазы, изумруды — Я их от скуки разбирал. А! кстати, брат, — он продолжал, — Когда тебе бывает скучно, Ты что творишь, сказать прошу». В ответ бедняга равнодушно: — Я? я <-- себе чешу.
Текст про Цезаря от академика читать дальшеНекогда меня насмешил один текст про Цезаря. Там встречались такие перлы:
Не имея денег, он по необходимости стал популистом... Помпей, узнав, наконец, чем занимается с Гаем его жена, решил: к чёрту жену, друг-то какой у меня есть! Перепрыгивая с жены консула на сестру сенатора, рисковал Гай чрезвычайно... Цезарь мог остаться мелким ловеласом, но он доказал женщинам Рима свою надёжность... Заклёванный дамами диктатор... Подучившись технике секса на Востоке, он атаковал жен, сестёр и дочерей самых заметных сограждан... Цезарь произнёс такую речь против казни, что сам чуть не угодил на плаху...
Последний абзац с подписью приведу целиком:
В 55 лет ему было довольно неосторожно селить на вилле возле Рима молодую любовницу, царицу Египта Клеопатру, на другой вилле - знойную царицу Мавритании Эвною (которой Цезарь делал щедрые подарки, не забывая одаривать её мужа Богуда), продолжая в своём дворце жить активной половой жизнью с женой Кальпурнией. И гостить у Сервилии, которую, по словам Цицерона, Цезарь одарил ещё и за удовольствие обучать искусству любви её дочь Терцию.
Не удивительно, что император стал часто падать в обморок и биться в эпилепсии. Тут он и бросил Сервилию,- мать Брута и любимую тёщу Кассия, женившегося на соблазнённой и брошенной Терции. Эта шутка стала для Цезаря последней. Брут и Кассий зарезали изменника в Сенате. Женщины прощают всё, пока им верны.
Абдель Фатах Йонис, бывший министр внутренних дел Ливии, а ныне - один из главарей мятежников.
Объясняю кратко, ссылок на источники и цитат не даю, ибо идея сырая.
Итак, есть Ливия. Государство, слепленное в 1951 году из Триполитании, Киренаики и Феццана и возглавленное шейхом популярного в Киренаике ордена сенусси по имени Идрис. В 1969 г. старенького Идриса сверг молодой, горячий Муамар Каддафи. Илита Киренаики (где Бенгази) испытала попоболь похуже, чем от пинка верблюжьим копытом. Далее много чего было, но факт тот, что жителям Киренаики не очень доверяли, дискриминировали при раздаче разных плюшек и давали оружие похуже. Попоболь не прекращалась и добавлялась к присущим всей Ливии социальным проблемам типа высокой молодёжной безработицы.
И тут начинается волна "арабских революций". ИЧСХ, эти самые революции побеждают (если уход первого лица можно считать победой) в двух соседних государствах, и только в них! Логично, что в Ливии недовольные увидели свет в конце туннеля, причём именно жителям Киренаики этот свет показался наиболее ярким: в конце концов, Египет - в нескольких часах езды, а там движуха, в отличие от стабильно-бедноватой Ливии.
И тут за дело берётся генерал Йонис. Он был министром внутренних дел и командиром спецназа, т.е. очень большой шишкой, по некоторым оценкам, №2 в государстве. Какую пользу может извлечь №2 из беспорядков и мятежа? Стать №1. Какой самый надёжный способ использовать беспорядки и мятеж? Организовать их самому, затем возглавить, свергнуть правителя и сесть править лично. В конце концов, один переворот уже сработал.
Йонис продумал Хитрый План и реализовал его, оставаясь в тени. Где больше всего недовольных режимом? В Киренаике, а столица Киренаики - Бенгази. Где больше всего возможностей организовать резонансное массовое выступление? В большом городе, допустим, в Бенгази, население которого исчисляется сотнями тысяч (мне попадались цифры от 670000 до 1000000). Где бичей и гопников, готовых на погром за мелкий прайс или ради лулзов, больше, чем верблюжьих какашек на караванной тропе? В крупном портовом городе, например, Бенгази. Где крупный склад оружия, база флота и разные в/ч, набранные из местных? Поближе к объекту защиты, т.е. в Бенгази. Таким образом, место для провокации было выбрано оптимально.
Оставалось продумать, как устроить восстание. Было очевидно, что беспорядки состоятся, но совершенно не ясно, чем они закончатся. Возможно, местные безработные потусовались бы, покричали "Долой" и разошлись, поняв, что толку всё равно не будет. Или власти повысили бы пособия по безработице. Или разогнали бы отдельные мелкие демонстрации, не давая оппозиции соединиться. Но Йонису нужен был Большой Бунт, бессмысленный и беспощадный.
Для этого нужны были человеческие жертвы и победа над властями. При этом сам генерал должен был остаться в тени. Поэтому 17 февраля, когда в Бенгази начались демонстрации протеста, демонстрантам дали покричать и объединиться в большую толпу. Рискну предположить, что сексоты, которых на подобных мероприятиях как грязи, выполняли приказ высшего начальства и раздавали наркотики, возбуждающие и обезболивающие средста, чтобы усилить ярость людей и подавить инстинкт самосохранения. Демонстранты кучей двинулись по центральной улице. Там по ним ни с того, ни с сего открыли огонь какие-то мутные личности, которых, однако, толпа смела и растерзала, ибо стадо правильно обкуренных леммингов способно на многое. Разъярённая неспровоцировнными убийствами толпа пошла громить правительственные учреждения. В результате в городе, а следовательно, и в остальной Киренаике, не осталось каких-либо представителей Джамахирии, а образ власти в целом и лично Каддафи был всерьёз скомпрометирован.
Но кто мог устроить стрельбу по мирным демонстрантам? Йонис, разумеется, воспитывал подчиненный ему спецназ в духе личной преданности и был уверен, что куда он - туда и войско. Однако способность лихих бойцов расстрелять своих в мирное время - сомнительна, да и участие спецназа могло привлечь внимание Брата-Лидера. Поэтому Йонис нанял каких-то гопников (из местных гастарбайтеров или специально завезенных из Африки - это не принципиально), раздал оружие и отдал приказ мочить демонстрантов. Что те и проделали, однако их было мало и стреляли они плохо, поэтому в итоге их смяли толпой. Дальше бурная, но относительно мирная демонстрация переросла в погром и вооруженное восстание.
Естественный результат - местные буржуи принялись ковать железо, пока горячо, и на скорую руку организовали временные органы власти. Тут Йонис получил благовидный повод для измены: ушёл в отставку в знак протеста против расправ над мирным населением, а затем перешёл к восставшим и увёл свои войска. Там он оказался самой большой шишкой и одним из немногих военных высокого ранга. В результате он естественным образом выдвинулся в командующие ВС Свободной Ливии.
Восстание - это хорошо, но Ильич учит нас, что восставшие должны постоянно наступать и побеждать хотя бы понемногу. Поскольку военных у оппозиции было мало, а из имеющихся многих пришлось выделить на обучение добровольцев, было принято решение отправить в наступление толпы необученных, но кое-как вооруженных добровольцев. В Бенгази много молодых, горячих парней на пособии по безработице или просто соскучившихся по экшену - отличный расходный материал. Какое-то время мятежники побеждали: одолевали немногочисленные местные силы численным превосходством и внезапностью. Тем временем Йонис сидел в Бенгази, время от времени светился на пресс-конференциях и руководил обучением войск молодой республики, а также собирал военную технику. В частности, к восставшим присоединились 2 корабля с базы ливийского ВМФ в Бенгази: фрегат и корвет, оба старенькие, советской постройки начала 80-х - но вполне действующие. У законных властей остался еще один фрегат и корвет, а также полтора десятка ракетных катеров. Где-то (то ли расконсервировали, то ли договорились с египетскими товарищами) добыли 6 Миг-23. Автоматов и РПГ уже было до кучи, ну и собрали по сусекам сколько-то старых танков и БМП.
Тем временем Каддафи оправился от шока, стабилизировал обстановку в столице, договорился с племенами бедуинов, собрал верные войска и стал быстро отвоевывать страну. Йонису это не мешало: в битвах отсеивались трусливые и себялюбивые мужчинки, а оставались преданные революции и способные сохранять присутствие духа даже в тяжёлой ситуации воины. К тому же бои велись в городских условиях, а значит, требовали существенных затрат времени. А время было нужно, чтобы мировой империализм в лице США и НАТО наконец-то раскачался, убедился, что игра стоит свеч, и достиг хотя бы предварительной договоренности, кому сколько.
Теперь о ситуации, как я ее вижу на сегодняшний день: генерал Йонис - глава крупнейшей у мятежников вооруженной группировки. Он фактически контролирует крупный город, который может использовать как фишку для переговоров или живой щит. У бунтовщиков наметились частные успехи: моряки угнали танкер, шедший за нефтью; Аджедабия до сих пор не взята окончательно; вроде бы сбит самолет правительственных сил и утоплены две баржи, наскоро переделенные лоялистами в канонерки. Наконец, резолюция ООН снижает превосходство правительственных войск, вводя запреты на полеты любой авиации. Требование прекращения огня ставит законную власть перед выбором: смириться с фактическим распадом страны или продолжить бои, но рисковать авиаударами по своей территории. Таким образом, пацан идёт к успеху...
На самом деле там история длинней. Если пропустить всю доисторическую хуету, картина выглядит проще: В 45 Альфред и Ваня вставляют нехилых пиздюлей Кику. После драки, Альфред с Ваней договорились, что Ваня забирает киковскую тумбочку (половину которой Кику когда-то спиздил у Вани), а сам Альфред будет спать в кровати Кику и периодически его поёбывать. Кику подбирает зубы, сопли, смазывает очко вазелином и ложится под Альфреда. Ваня с Альфредом, перепиздив Адольфа с Кику, начинают думать, кто кому первый засветит в глаз. А Кику лежа в теплой кроватке Альфреда (собственно, формально это всё еще "его" кроватка), начинает ныть Альфреду, что ему очень нужна тумбочка, котрую загробастал Ваня. Поскольку Адольфа они не только отпиздили, но еще и разорвали на попалам, а Кику послушно сосёт, Альфред склоняется к мысли, что тумбочку Ване отдавать было не обязательно, и поддреживает Кику в борьбе за тумбочку, тем более, что тот продолжает послушно сосать. Так что когда Ваня пытается договориться о чём-то с Кику, тот начинает вопить про тумбочку, а Альфред разводит руками, и делает вид, что знать ничего про тумбочку не знает. Однажды бухой Ваня, доведенный воплями Кику до ручки, по-пьяни обещает отдать Кику два ящичка из тумбочки, если тот заткнеться. Кику бежит к Альфреду, которому, в общем-то на тумбочку похуй, ему главное, чтобы Кику продолжал бояться Ваню и забегал к нему пососать, и спрашивает, как быть? Альфред ему говорит, - Что ты, Кику, ёбнулся? Какие два ящичка? Требуй тумбочку! И соси! Ну а протрезвевший Ваня говорит Кику: - Либо забирай два ящичка, либо иди на хуй!
Вот с тех самых пор Кику клянчит свою тумбочку, а Ваня посылает его нахуй.
The Japanese earthquake sent the petty bourgeois individuals among my friends scurrying for psychological cover in the murky depths of eschatological pessimism. So sad.
Google Translate sez:
Японские землетрясения направлены мелкого буржуа лиц среди моих друзей снуют для психологической покрова в темных глубинах эсхатологический пессимизм. Так грустно.
Мы живём в мире копипасты, особенно - офисные работники. Я лично вообще не помню, когда в последний раз произвёл что-то оригинальное, а не рекомбинировал из заранее данных элементов. Пичалька
Суета сует Все развлечения, которые мы себе придумываем, на которые потом бесцельно сжигаем уйму времени, все они существуют ради одной цели — помочь нам забыться. Потому что если целый день непереставая думать о самой жизни как таковой, хотя бы своей собственной, я молчу про человечество в целом, то там и до 9 граммов свинца в голове недалеко.
утром мне пришла в голову идея создания единого всероссийского портала авторитетного мнения. днем я забыл про эту идею, а сейчас ближе к вечеру вспомнил. регистрация на портале платная с абонентской платой. зарегистрировавшись, пользователи получают возможность высказывать свое авторитетное мнение по любому вопросу посредством написания постов и комментариев. но в чем же замечательная уникальность идеи? а в том, что везде в интернетах запретить высказывать авторитетное мнение. учредить специальный виртуальный департамент полиции, который будет все отслеживать. захотел поделится своим авторитетным мнением - плати и регистрируйся на всероссийском портале авторитетного мнения. а если жалко денег, то заткнись и иди в пизду сука ебаная. а то ишь бля развелось дохуя умных.
Меня угнетает то, что в моём фандоме «Винни-Пух » засилье фанфиков с нцой по пейрингу Тигр/Сова. Потому что Тигр- асексуальный. Не трогайте его нежную детскую психику, а Сова женщина бальзаковского возраста. Это же педофилия, а в шапках не указывается. Анон в коме и печале.